Художественно-стилевые особенности "Книги о скупых" аль-Джахиза (материал для подготовки к п/з)

ХУДОЖЕСТВЕННО-СТИЛЕВЫЕ ОСОБЕННОСТИ «КНИГИ О СКУПЫХ» АЛЬ-ДЖАХИЗА Арабскую культуру всегда отличало серьёзное отношение к художественному слову как самому действенному средству формирования человеческой личности. Литераторы средневековья давно определились с тем, какие жанры, каким образом оказывают влияние на развитие тех или иных человеческих качеств. Слово, воздействуя на человеческую натуру, способно, – считали литераторы, – изменить характер. Примечательны в этом плане слова андалузского писателя Ибн Хазма: «И если при воспитании человека используются стихи, то это должны быть только те, в которых содержится польза и мудрость, ибо такие стихи лучше всего помогают пробудить начало добра в человеке. Нам следует, поэтому избегать стихов, относящихся к четырём видам. Первый вид – это любовные стихи, которые внушают страсть, зовут к неповиновению…, распущенности и любви к наслаждениям… Второй вид – стихи поэтов-бродяг и описания сражений… они будоражат душу, распаляют страсти, ведут к гибели за неправое дело, … облегчают совершение преступления, вызывают смуты, тиранию и кровопролития. Третий вид – стихи о странствиях, описания степей и пустынь. Эти стихи пробуждают желание к перемещениям, от чего он никак не сможет избавиться. Четвёртый вид – сатира – самый вредоносный. Человек, который воспитан на сатирах, легко привыкает к своему положению и мирится с ним,.. Точно так же он привыкает очернять честных людей, говорить о постыдных вещах, нарушать должное почтение к отцу и матери…» . Слово должно идти قلب الى قلب «от сердца к сердцу» (крылатое арабское изречение). «Вся красота мира – в языке» كل جمال في العالم في اللغة, – говорит пророк, а красив только правильный язык – разумный и красивый. Арабский язык занимает, по мнению арабского писателя IX века Джахиза, первое место среди других языков не только потому, что это язык религии и священной книги, но и потому, что «арабам от природы присуще особое красноречие, которого нет ни у одного другого народа. … Мы можем сказать: нам неизвестна другая красноречивая речь, кроме речи арабов и персов. … у персов были красноречивые люди, однако все слова персов и все мысли… бывают только после долгого размышления, трудов, уединения, советов и помощи других, долгого обдумывания, изучения книг… У арабов же есть всё – и это умение говорить не задумываясь, подобное вдохновению, без труда, легко и бесхитростно, не напрягая мысли и не прибегая к посторонней помощи» . Есть «чисто арабская» традиция, идущая ещё с доисламского периода и прославляемая Джахизом, и иранская (эллинистическая), чужеземная традиция, идущая от Ибн аль-Мукаффы и находящая полное выражение у Кудамы ибн Джафара. В первой традиции основой признак красноречия – в умении говорить экспромтом, не задумываясь, выражать мысль афоризмами. Во второй традиции главным признаком является логичность, ясность, умение говорить так, «чтобы слушающий был свободен от непонимания речи говорящего». В «чисто арабской» традиции важны эмоциональность, образность речи. В эллинистической традиции высказывания должны быть краткими, логичными и хорошо обдуманными. Эти традиции выявляют сторонников «многословия» и приверженцев «лаконичного» стиля. Исследователи арабской литературы отмечают, что в промежуток с Х по XII в. наблюдается эволюция стиля в художественной прозе. В этом смысле показательна точка зрения самих средневековых арабских критиков. И среди них мнение Ибн Шухайда, который был известен и как талантливый поэт и прозаик, и как противник традиции, не желавший ссылаться на какие-либо образцы прошлого при создании собственных произведений. Ибн Шухайд видел разницу в стиле прозаических произведений разных эпох. Поэтому для нас очень важным представляется его оценка разных этапов в развитии арабской художественной прозы – от её истоков до времени жизни самого поэта и прозаика. Для Ибн Шухайда, как, впрочем, для любого средневекового критика, автор прежде всего стилист или только стилист. Он не уделяет особого внимания содержательной стороне. Его больше привлекает форма. Ибн Шухайд выделяет Ибн аль-Мукаффу, аль-Джахиза, Бади аз-Замана аль-Хамадани. «Как чередуются в мире государства, наследуя одно другому, так же изменяется и искусство речи, передаваясь от поколения к поколению. Разве ты не видишь, как изменились с ходом времени древние законы арабского красноречия, пока не появились Абд аль-Хамид, Ибн аль-Мукаффа и Сахль ибн Харун, а также другие великие ораторы, катибы и поэты, прославившиеся даром речи, так что их мастерство засияло с удвоенной силой, ибо эти люди отличались светлым разумом, огромным талантом и образованностью… Затем время свершило свой оборот, и их стиль сменился стилем Ибрахима ибн аль-Аббаса, Мухаммада ибн аз-Зайята и Ибн Вахба, когда нравы смягчились и соответственно этому понадобился более свободный стиль. И вновь свершило свой оборот время, и люди принялись кичиться друг перед другом знанием различных редкостных слов и выражений и состязаться в изяществе речей. Тогда наступил черёд стиля Бади аз-Замана, Шамса аль-Маали и их последователей» (Ибн Бассам. Сокровищница достоинств жителей полуострова (Андалусии). Хотя Ибн Шухайд не был профессиональным литературным критиком, но ему не изменила интуиция в определении писателей, сыгравших значимую роль в развитии арабской средневековой прозы. Эту точку зрения Ибн Шухайда разделяют и современные исследователи арабской литературы. В рассуждениях аль-Джахиза о стиле есть понятие о «персидском влиянии» или «персидском стиле», под которым понимается в первую очередь отсутствие яркой предметной образности, которую заменяет образность словесная, т. е. основанная на внутренней форме слова. Средневековые арабские теоретики это явление называли «мазхаб калами» («риторический приём»). Аль-Джахиз подчеркивает в «персидском стиле» минимальное количество сравнений, метафор, других средств выразительности. В тоже время отмечает его более сложный синтаксис, наличие параллелизмов, оборотов, построенных по одному образцу, синонимических пар и др. По нашим наблюдениям, стиль аль-Джахиза действительно близок к персидскому. Имеет достаточно сложный синтаксис, большое количество синонимических пар, оборотов, построенных по одному образцу. Из «Первого послания о завистнике и о том, кому завидуют»: ما رأيت ظليما أشبه بمظلوم من الحاسد: قلب قلق و بغض دائم و حزن لازم، و الحاسد مخذول و حقير لكلّ الأشخاص. و المحسود محبوب و منصور. و الحاسد مهموم و مهجور و المحسود مزور. Перевод: «Я не видел обидчика, что более походил бы на обиженного, чем завистник: сердце тревожное, ненависть постоянная, грусть неизбывная. Завистник неудачлив и презрен всеми. А тот, кому завидуют, любим, и ему сопутствует удача. Завистник озабочен и покинут, а тот, кому завидуют, радостен и посещаем». В этом примере, как видим, и сложный синтаксис, и параллелизмы, и обороты, построенные по одной схеме. Из «Собрания посланий»: إن كنت تجهل بعدما علّمناك، و تحدب بعدما قوّمناك و تبلّد بعدما سقّفناك و تضلّ بعدما حديناك و تنسى ما ذكّرناك ... فأنت كمن عدله الله ... و ختم الله على قلوبهم و على سمعهم و على أبصارهم غشاوة و لهم عذاب عظيم. Перевод: «И если ты проявляешь невежество после того, как мы научили тебя, и сгорблен после того, как мы воспитали тебя, и заблуждаешься после того, как мы направили тебя, и забываешь то, о чём мы напомнили тебе… то ты подобен тому, кого заставляет заблуждаться Аллах… который запечатал твоё сердце и уши и покрыл твои глаза пеленой». аль-Джахиз ратует за естественность и простоту речи. В то же время он декларирует активное использование риторических фигур. Понятно, что здесь он руководствуется правилом, что естественны и необходимы те фигуры, которые «согласуются с разумом и не преступают пределов». Из фигур, отвечающих этим требованиям, он называет различные «украшения» (украшательства) – сравнения, метафоры, афоризмы с умелым использованием противопоставления и звукового соответствия. Писатель активно привлекает к украшению речи гиперболу, которая, пожалуй, является одним из его любимых приёмов. Возьмём в качестве примера письмо домовладельца аль-Кинди его квартиросъемщикам, полное забавных жалоб на судьбу и самых нелепых обвинений: الشرط الذى وضعه على الساكنين هو ... لكى تعطيه الأبعار من الحمار، و الجلّة من الغنم و الحثالة من حثالة الانعام، حيث لا يرمي الساكنون العطام و القمامة، ليعطيه العجمات من التمور و القشرة من الرمان، و لإمرأة الحاملة التى تقع في بيته – ملعقة الطعام من كلّ مزجل. «Условие, которое он ставит жильцам, такое… чтобы ему отходил помет от осла, орешки от овцы и объедки от корма скота, чтобы жильцы не выбрасывали костей и мусор, чтобы отдавали ему косточки от фиников и кожуру от гранатов, а беременной женщине, находящейся в его доме, – ложку пищи от каждого котла…» (с. 90). Длинные периоды легко расчленяются на афористичные высказывания, что придает особую эмоциональность речи. Так как писатель сочетает «поучительный» элемент с «развлекательным» (всё же с преобладанием поучительного), обращаясь к читателю, он старается убедить его всеми возможными способами. Обилие риторических вопросов, неоднократное повторение одной и той же темы в разных вариациях позволяет лучше усвоить ту или иную истину (эффект повторного чтения). Действительно, стиль аль-Джахиза отличается простотой. И это отмечали стилисты разных эпох. В его сочинениях практически не встречаются «гараиб аль-калам» (редкие слова), заимствованные из словарей. Обычная лексика казалась слишком простоватой, обыденной, не подходящей, особенно для поэзии. Да и в прозе руководствовались более сложной стилистикой. Аль-Джахиз ратует за необходимость «среднего стиля», при этом осознавая важность своеобразной «речевой характеристики». В этом смысле он достаточно близко подходит к современному пониманию стиля художественной литературы. «Не следует, чтобы слова твои были теми же, что употребляет простонародье, или редкими и устаревшими, или необычными, или дикарскими, разве что произносить их будет дикий кочевник-бедуин. Ведь дикарские слова понятны диким людям, как простолюдинам – простонародная неблагозвучная болтовня. Речь делится на разряды (табакат), так же как и сами люди тоже делятся на разряды. Есть выражения красноречивые и низкие, красивые и изящные, скверные и непристойные, лёгкие и тяжёлые, и все они арабские, каждое может встреться в речи, и с их помощью изъясняются, поносят и восхваляют» (с. 85). В этом контексте мы вправе говорить о том, что во времена аль-Джахиза уже были понятия о «низком», «среднем» и «высоком» стилях, а также попытки передать особенности речи того или иного сословия в художественном повествовании, добиваясь максимального правдоподобия. Посмотрим, как формулируется эта мысль в «Книге о скупых»: «Слово ценно своей связью с другими словами речи и тем, как оно выполняет свою роль… слова твои должны быть приятными для слуха и лёгкими, а образы и мысли – чистыми, открытыми и понятными знатным, если ты имеешь в виду знатных, и простолюдинам, если ты к ним обращаешься и о них говоришь. Мысли и слова не становятся благородными, если они присущи высокородным, и не делаются низменными, если они присущи простым людям. Слова приобретают высоту и благородство, если употреблены к месту и приносят пользу, соответствуют обстоятельствам и уместны, ибо каждому месту и положению соответствует определенная речь» (с. 86). «Редкие и необычные» слова и образы аль-Джахиз рекомендует использовать лишь в «забавных рассказах» о дурачках, невеждах и скупцах. Именно эти забавные истории и составляют основу «Книги о скупых» . Для аль-Джахиза является характерным строгое логическое членение тезиса, положенного в основу рассуждений. Составляющие его элементы как бы вытекают один из другого, т. е. являются следствием, итогом авторских размышлений. При этом в структуре данного построения достаточно чётко прослеживаются такие блоки (элементы), как: краткое вступление, постановка проблемы, решение (гипотеза). Вот как строится тезис о том, что, как и всякое произведение адабной литературы, «Книга о скупых» должна быть полезна: و لك في هذا الكتاب ثلاثة أشياء: تبين حجة طريفة، أو تعرف حيلة لطيفة، أو إستفادة نادرة عجيبة. و أنت في ضحك منه إذا شئت و في لهو أذا مللت الجد. «Ты получишь от этой книги тройную пользу: узнаешь остроумные доводы, познакомишься с хитростями и насладишься удивительно смешными случаями. Ты можешь посмеяться над этой книгой, когда захочешь, и развлечься, читая её, когда тебе наскучит быть серьезным» (с. 17). و قد قال الله جل ذكره: "وأنّه هو أضحَكَ و أبكى و أنَّهُ هو أَمَاتَ و أحْيَى" فوضع الضحك بحذاء الحياة Обратим внимание на использование аль-Джахизом принципа классификации, который чрезвычайно распространён в работах арабских средневековых энциклопедистов, которые распределяют по разрядам (табакат) буквально всё. «Средневековые мусульманские географы классифицируют названия стран и городов, стремясь к точному определению их координат, а естествоиспытатели классифицируют металлы, минералы и животных так же, как ученые философы и филологи классифицируют логические категории, поэтические тропы, а авторы литературы адаба классифицируют буквально всё – человеческие поступки, качества характера, изречения и т. д.» . Подобная классификация понятна и вполне оправдана в то время, когда ученые пытаются установить «вечные законы» Вселенной и определить точное место каждой вещи, каждому предмету или явлению. Эта метафизичность мировоззрения и определила желание классифицировать все явления окружающего мира. Основная цель классификации – придать законченную, афористическую форму таким определениям, классифицировать, «поставить на своё место» любые качества. Как и всякое произведение адабной литературы, «Книга о скупых» должна быть полезна: و لك في هذا الكتاب ثلاثة أشياء: تبين حجة طريفة، أو تعرف حيلة لطيفة، أو إستفادة نادرة عجيبة. و أنت في ضحك منه إذا شئت و في لهو أذا مللت الجد. «Ты получишь от этой книги тройную пользу: узнаешь остроумные доводы, познакомишься с хитростями и насладишься удивительно смешными случаями. Ты можешь посмеяться над этой книгой, когда захочешь, и развлечься, читая её, когда тебе наскучит быть серьезным» (с. 17). و قد قال الله جل ذكره: "وأنّه هو أضحَكَ و أبكى و أنَّهُ هو أَمَاتَ و أحْيَى" فوضع الضحك بحذاء الحياة و وضع البكاءَ بحِذاء الموت، و إنه لا يضيفُ الله إلى نفسِه القبيح، و لا يمنُّ على خَلقه بالنقص. و كيف لا يكونُ موقِعُه من سرور النفس غظيما و من مصلحة الطباع كبيرًا، و هو شىء فى أصل الطباع و فى أساس التركيب؛ لأنّ الضحك أوّل خبر يظهرُ من الصبىّ «И сказал Аллах, преславно имя его: «И это он, кто заставляет смеяться и заставляет плакать; это он, который умерщвляет и оживляет». Это он смех уподобил жизни, а плач уподобил смерти»… Как не быть радостному воздействию смеха на души огромным, как может он не исправлять людей, ведь смех есть нечто такое, что лежит в основе характера и душевного склада, ибо смех есть первое благо…» (с. 18). Аль-Джахиз сказал ведь и о слезах: Оригинал: "البكاء صالح للطبائع .. و دليل على الرقة و ربما عد من الوفاء". Мой перевод: "البكاء هو شيىء جيد و مفيد للإنسان، يشهد البكاء بالحسّيّة و بالحنان، و تعتبر من المظهرية الإخلاص و الحزن الشديد". «Плач… благодетелен и полезен для человека, плач свидетельствует о чувствительности и о сердобольности, …считается проявлением верности и сильной скорби…» (с. 17). Как видно из приведённых примеров, наращивание напряжённости стиля происходит за счёт употребления параллельных образов – «Он, кто заставляет смеяться… Он, который умерщвляет и оживляет… Он, который смех уподобил жизни, а плач – смерти… ». А также благодаря параллельным глаголам, причастиям, антонимам: заставляет смеяться – заставляет плакать; умерщвляет – оживляет; смех – плач; жизнь – смерть; и др. Стилевая напряжённость обычно достигает апогея благодаря использованию афоризмов. В адабной литературе всё отвечает одному важному требованию: Оригинал: و للضحك موضع و له مقدار، و للمزح موضع و له مقدار، متى جازها أحد و قصر عنها أحد، صار الفاضل خطلا و التقصير نقصا. Перевод: : للضحك مكان و مقياس و للمزاح مكان و مقياس أيضا، إذا تجاوز شخص ما هذا المقياس، ينتج من ذلك الهذاء، و لكن إن شخصا ما يصغّر هذا المقياس ينتج من نقص الإحساس المقياس في تناسب. «Смех имеет место и меру, и шутка тоже имеет место и меру; если кто-либо превышает эту меру, получается бессмыслица, но если кто-либо преуменьшает эту меру, получается недостаток чувства меры…» (с. 19). "من أحسن الأعمال – المتوسّط" Параллельные антонимические конструкции продолжаются: превышает меру – преуменьшает меру. И вдруг неожиданно, казалось бы, противоположные явления сходятся в одном – в случае нарушения меры происходит «недостаток чувства меры» или «бессмыслица». В любом случае эквивалент происходящего один – и то, и другое плохо. А кульминационный момент достигается афоризмом: «Лучшее из дел – среднее». Все усилия разумного человека, стремящегося к усовершенствованию, должны быть направлены на достижение этой "الانسجام" «гармоничности», "الإعتدال" «умеренности» (адала и васата) (2). Оригинал: فبين لي ما الشيء الذي خيل عقولهم و أفسد أذهانهم و أغشى تلك الأبصار و نقض ذلك الإعتدال؟ Перевод: إشرح ما يغمض عقولهم و يمسخ فهمهم، ما غطى عيونهم بالغشاوة و ما يخلّ الإنسجام الطبيعىّ و ما هو التركيب بعدم التجانس؟ После афоризма может следовать стилистический перелом (спад), когда восклицания сменяются рассуждениями. В приведённом примере после афоризма следуют рассуждения о том, на что должны быть направлены усилия разумного человека. «Объясни, что помутило их ум и исказило их понимание, что покрыло пеленою их глаза и нарушило природную соразмерность?» Что это за разнородное сочетание? القانون للزوج هو إعتدال في الكفاف! «закон для мужа – это умеренность в пропитании!» (с. 27). أثبتتم فى دوركم أن هذا ما نسمّى القريطة بالمشغولية، و التقتير بالتدبير كما نسمّى بعض الناس الهزيمة بالإنكفاء، التوشيش بالبلاغة، و عزّل من المأمورية بالإفراج و ظلوم مكّاس الخراج من الناس – ماهر! و بالعكس و انتم تسمّوا المنفاق بالمعطاء، و الغافل لإنفاقه و لإنفاق أولادهم – الغطريف! Аль-Джахиз пытается в этом разобраться. И что же? Выводы неутешительные. Скряг очень много. К ним относятся: те, кто «поддался своей скупости и не прячется от нареканий», те, кто, «зная свою скупость и свое чрезмерное скряжничество, борется с собой, стремится победить свою природу и казаться щедрым» (с. 14). Однако, аль-Джахиз не очень верит, что можно изменить человеческую природу. Осознав все «свое бессилие», можно прийти к той самой природной соразмерности, гармоничности, которая должна определять характер человека и специфику его взаимоотношений с окружающими . Показательно, что идея умеренности имеет у аль-Джахиза и прикладной (практический) характер – «закон для мужа – это умеренность в пропитании!» (с. 27). «Вы же, в свою очередь утверждаете, что это мы называем скупость хозяйственностью, а скряжничество – бережливостью, подобно тому, как некоторые люди называют поражение отходом, сквернословие – красноречием, смещение с должности – освобождением, несправедливого сборщика хараджа с людей – умельцем! Наоборот, ведь это вы называете расточительного щедрым, невнимательного к своим тратам и к тратам своих потомков – благородным!» (с. 100). Оригинал: الغباء في الجملة أنفع من الفطنة ... و عيش البهائم أحسن موقعا في النفوس من عيش العقلاء : لو أسمنت بهيمة و رجلا ذا مروءة , أو إمرأة ذات عقل و همة و أخرى ذات غباء و غفلة لكان الشحم إلى البهيمة أسرع و عن ذات العقل و الهمة أبطأ , و لأن العقل مقرون بالحذر و الإهتمام و لأن الغباء مقرون بفراغ البال و الأمن , فلذلك البهيمة تقنو شحما ... و متوقع البلاء في البلاء و إن سلِم منه و الغافل في الرجاء إلى أن يدركه البلاء. Перевод: البله عموما أكثر مفيدة من الدّهاء؛ ... الحياة مثل الحياة الحيوانات، أفضل تأثير على حالة النفس من حياة الناس الأذكياء؛ لأنه إذا كان في النفس الوقت لتسمين الحيوانات و الرجل بالصّفات الباسلة أو الإمرأتان، واحدة مع العقل و النشيط و غيرها من خسيف العقل و الكسلان، و ظهر الدهن للحيوان أسرع من الرجل، و للإمرأة العاقلة و النشطاء أبطأ من الإمرأة الخسيفة العقل، لأنه يستلزم العقل الحذار و الإهتمام، و تقارن البله بالغفلة و الهدوء لذلك الحيوان يستكرش دهن، و هذا ما تحدث مع الرجل النشيط: من في التوقع الخطب – هو في الخطب يمر عليه، و المتواكل في الأمل حتى الخطب يدريكه. Где заканчивается одно и начинается другое? Где одно качество (со знаком «плюс») превращается в свою противоположность (со знаком «минус»)? Каков исход этой борьбы? Аль-Джахиз говорит, что вначале нужно понять, за что идет борьба и её значение. Так что, по существу, аль-Джахиз оставляет вопрос открытым. Но каким бы ни был исход борьбы, главное – «природная соразмерность», отсутствие конфликта с самим собой, а значит – и с окружением. В «Книге о скупых» Аль-Джахиз четко формулирует мысль об основной цели, к которой должен стремиться человек, – самоусовершенствование и достижение «умеренности», некоего среднего состояния души. Самому аль-Джахизу чувство меры не изменяет. Поэтому столь ярки, выразительны его персонажи. Маленькие, но очень точные, логически выверенные психологические этюды, зарисовки тому свидетельство . «Тупоумие в общем полезнее, чем проницательность; ….жизнь, подобная жизни животных, лучше действует на душевное состояние, чем жизнь умных людей; ведь если одновременно откармливать животное и мужчину с доблестными качествами или двух женщин, одну с умом и предприимчивостью, а другую глупую и косную, то жир появился бы у животного быстрее, чем у мужчины, а у умной и предприимчивой женщины медленнее, чем у глупой, потому что ум влечёт за собой осторожность и озабоченность, а тупоумие сочетается с беззаботностью и спокойствием; поэтому-то животное быстро набирает жир, чего не случается с человеком предприимчивым: ожидающий беды – уже в беде, хотя она и минует его, а беспечный всегда в надежде до тех пор, пока беда его не постигнет» (с. 17). Как видим, логические построения в виде длинных периодов завершаются афоризмом, здесь выступающим доказательством – «ожидающий беды – уже в беде…». В качестве доказательства могут использоваться афоризмы, пословицы, изречения из хадисов, священного писания. Один из стилистических шедевров «Книги о скупых» – письмо домовладельца аль-Кинди его квартиросъемщикам, полное забавных жалоб на судьбу и самых нелепых обвинений, уличающих съемщиков в злостном стремлении разорить своего хозяина. الشرط الذى وضعه على الساكنين هو ... لكى تعطيه الأبعار من الحمار، و الجلّة من الغنم و الحثالة من حثالة الانعام، حيث لا يرمي الساكنون العطام و القمامة، ليعطيه العجمات من التمور و القشرة من الرمان، و لإمرأة الحاملة التى تقع في بيته – ملعقة الطعام من كلّ مزجل. «Условие, которое он ставит жильцам, такое… чтобы ему отходил помёт от осла, орешки от овцы и объедки от корма скота, чтобы жильцы не выбрасывали костей и мусор, чтобы отдавали ему косточки от фиников и кожуру от гранатов, а беременной женщине, находящейся в его доме, – ложку пищи от каждого котла…» (с. 90). Находчивости в доводах аль-Кинди не отказать. Чего стоит суждение о том, как сохранять нажитое: تحفظ الثروة أصعب من تراكم الثروة. «Сохранять богатство труднее, чем накапливать его…» الثروة للإنسان من يحفظها و من يسرفها أشدّ المصاعب له. Богатство бывает у того, кто его бережет, а кто его губит, тому горе терпеть... Вы же, в свою очередь, утверждаете, что это мы называем скупость хозяйственностью, а скряжничество – бережливостью» (с. 100). Произнося речи в защиту скупости, аль-Кинди приводит подходящие к случаю пословицы, цитирует Коран и хадисы. При этом комизм создается не только изображением персонажа – объекта смеха как такового, но и той маской серьезности, которую автор надевает, выводя своего персонажа на сцену. Здесь аль-Джахиз использует прием сатирического восхваления-поношения, т. е. «восхваления наизнанку»: يا رجلا رائعا الكندى، كيف كان حكيما، و كيف كان لوذعا في الحجج، كيف كان مخلصا، كيف كان تدريجيّا في عقائده للحياة. «Ну и замечательнейший же человек аль-Кинди, … как был он мудр, как был находчив в доводах, как был искренен душой, как был последователен в своих воззрениях на жизнь» (с. 99). Как видим, длинные периоды распадаются на короткие сентенции или афористические высказывания. И в этом отрывке – письме аль-Кинди – мы наблюдаем постоянное употребление параллельных образов, симметричных тропов. В отрывке отражается ещё одно явление, которое можно назвать неоднократным «перевыражением» мысли. «Вы же, в свою очередь утверждаете, что это мы называем скупость хозяйственностью, а скряжничество – бережливостью, подобно тому, как некоторые люди называют поражение отходом, сквернословие – красноречием, смещение с должности – освобождением, несправедливого сборщика хараджа с людей – умельцем! Наоборот, ведь это вы называете расточительного щедрым, невнимательного к своим тратам и к тратам своих потомков – благородным!» (с. 100). «Перевыражение» мысли, как нам представляется, происходит, в том числе, за счёт приёма катахрезиса . В «Кратком руководстве к риторике» М.В. Ломоносова приводятся следующие примеры катахрезиса – «прибил вместо ударил», «бежит вместо идёт», «журит вместо бранит», «лукав вместо хитёр», «домовит вместо скуп». Последний пример из разряда предложенных аль-Джахизем в «Книге о скупых». Как видим, и у арабского писателя совершается «насилие» над словами – «хозяйственный вместо скупой», «отход вместо поражение», «освобождение вместо смещение с должности», «красноречие вместо сквернословие» и др. Осмеяние скупцов – не основная цель автора «Книги о ску¬пых»: когда он говорит о щедрости и скупости, когда приводит те или иные из своих доводов, он надеется повлиять на тех, кто либо откровенно скупится, либо скрывает это свое качество и лицемерит. Порицая скупость, обличая ее как порок, он в то же время считает не лишним похвалить бережливость. Самое главное для аль-Джахиза – суметь сохранить равновесие, прежде всего душевное, балансируя между качествами, этико-психологические составляющие которых определяют восприятие человека окружающими. И тогда бережливость не перерастёт в скупость, домовитость – в скряжничество, благоразумие – в трусость, храбрость – в безрассудство, щедрость – в расточительность, а веселость – в несерьёзность. Сохраняя гармонию как равновесие, соразмерность, нелишне бы помнить, что положительных характеристик всё же должно быть больше. Только в этом случае восприятие человека как сложной, противоречивой реальности может стать положительным . Интересными представляются наблюдения аль-Джахиза в рассказе об аль-Хариси, где писатель помещает длинный перечень разновидностей («подвидов») гостей, исходя из особенностей поглощения ими еды: это нашшафы (макающий), мирсали (быстро отправляющий), лаккам (проталкивающий), даллак (вытирающий) и т. д. «Что было бы, если бы Абу-ль-Фатик увидал латта («облизывателя»), катта («дробящего»), наххаша («обгладывающего»), маддада («тянущего»), даффа («отталкивающего»), мухаввиля («подсовывающего»)!» (с. 76–77). Показательно, что, обуреваемый любопытством, аль-Джахиз с завидной педантичностью перечисляет виды (разновидности) попрошаек, то есть тех, кто претендует на ملكية الآخرين «чужую собственность», в главе شرح الكلمات لقصة خالد بن يزيد«Объяснение слов к рассказу о Халиде ибн Язиде», где читатель имеет дело с подобием словарной статьи из компендиумов с подробным разъяснением специфики каждого видового образования (с. 60–61). Аль-Хариси терпит الضيف дайфа (гостя), а также дайфана (гостя, приведенного им с собой), то не может терпеть того, الذي من يأكل باليد اليمنى و باليد اليسرى يأخذ القطعة الأخرى. «кто одной рукой ест, а другой уже хватает кусок» (с. 77). А дальше аль-Джахиз ненавязчиво определяет нормы поведения за столом, дает рекомендации как себя вести, принимая пищу. ليأخذ هذا الشخص الشيىء ما هو أمامه، و لا ينظر إلى ما هو أمام الجار، و لا يصرّح بالصوت العال رغبته في حصول على الطبق النادر، و لا يعاير أسرار الآخرين بالرغبة حصول على الأطباق التى لا تكون للأصحاب. «Пусть этот человек берёт лишь то, что находится перед ним, и не зарится на то, что находится перед соседом, не высказывает вслух желания получить редкое блюдо, не испытывает друзей, требуя от них дорогие яства, и не разоблачает чужих тайн, выражая желание получить блюда, которых у хозяина может и не быть» (с. 77). Как, оказываются, могут быть связанными нормы практической (житейской) морали с правилами поведения за столом! Аль-Джахиз подтверждает эту нашу мысль, продолжив суждением о том, что человек, позволивший себя غفل «небрежность» за столом, لا يشعر بالشفقة إلى الرجل العجوز، مع التسامح على ضعفه، و لا تلين عند المنظر الشاب مع تسامح إلى رغبة الأكل الشديدة في تناول الطعام، و لا ينظر إلى الأطفال و لا يلتفت إلى حالتهم. «…не испытывает жалости к старику, снисходя к его слабости, не смягчается при виде юноши, снисходя к его острому желанию есть, не смотрит и на детей и не обращает внимания на их положение!» (с. 77). Прием еды, манеры, поведение становятся критериями благовоспитанности. Таким образом, во времена аль-Джахиза формируется особый стиль, получивший название «джахизовский», отличающийся наличием длинных периодов, распадающихся на короткие сентенции или афористические высказывания. Вопреки кажущейся беспорядочности этих периодов (ощущение создается благодаря обилию деталей), архитектоника их чрезвычайно продуманна. Здесь есть место и «завязке», и «кульминации», и спаду. Слово для аль-Джахиза – орудие мысли, разума. ВЫВОДЫ Аль-Джахиз считается главой второй школы прозаиков в арабской литера¬туре . Характерными чертами этой школы являются: стремление идти в ногу со временем, способствуя развитию ци¬вилизации; склонность к многословию, верность традициям; ис¬пользование древних арабских литературных источников; при¬способление традиционного арабского литературного стиля к со¬временной культуре и, наконец, увлечение логикой. Юность аль-Джахиза прошла при халифе Харуне ар-Рашиде; известность он приобрел при аль-Мамуне. Век аль-Джахиза отличался свободомыслием. Это свободомыслие нашло правдивое отображение в его произведениях, научных и религиозных воззрениях, в литера¬турном методе. О научном свободомыслии аль-Джахиза говорят его поиски истины, сомнения, характер научной аргу¬ментации; о религиозном свободомыслии – верность мутазилизму в толкованиях религиозных проблем, в стремлении к разумному обоснованию религиозных догм; о литературном свободомыслии – свобода стиля и языка. Аль-Джахиз был в свою эпоху «наставником всего арабского мира» . Он пользовался очень большой популярностью благодаря широте своих познаний, творческой плодовитости, мутазилитским убеждениям, смелости в борьбе с косными тра¬дициями – той смелости, благодаря которой он нажил себе врагов и приобрел друзей, разумному критицизму, основан¬ному на опыте, разнообразию и широте тематики его произве¬дений, удовлетворявшим самым различным вкусам и интере¬сам, разнообразию и увлекательности изложения, очень попу¬лярному в то время бытописательству, юмористическому стилю, в котором серьезность сочеталась с шуткой, ясному и доходчи¬вому изложению научных и философских вопросов на хоро¬шем арабском языке. Современники аль-Джахиза без труда усматривали определенную связь между собой и некоторыми персонажами его произведений, не в пример произведениям Ибн аль-Мукаффы, которые были посвящены иным временам и иным народам. Труды аль-Мукаффы нравились раньше людям потому, что содержали нечто новое, незнакомое, а также пото-му, что были написаны высоким стилем, наполнявшим гордостью души читателей. Но это было прежде. Теперь же читатели от¬дали предпочтение книгам аль-Джахиза, полюбив их за новиз¬ну, за яркую индивидуальность, широкую тематику, блестящее мастерство и близость к жизни народа. Заслуга аль-Джахиза в формулировании непреложных законов адабной литературы несомненна. Один из самых важных законов: дать все понемногу, чтобы просвещать, не утомляя, и наставлять, развлекая, поступиться глубиной знаний ради широты охвата; по мере возможности описывать суровую действительность с помощью анекдотов и хороших стихов. Джахиз хотел научить думать, а не заполнять головы информацией. Он находил, что термин адаб больше относится к методу овладения знаниями, чем к самим знаниям. Выдвигаемый им метод – это постоянное сомнение (которое ведет по воле Бога к достоверному знанию), рациональное объяснением явлений природы, сведение чудесного к познаваемому и объяснимому, отказ от мифов и легенд. Сочинения Джахиза – первые в истории арабской литературы прозаические произведения на современную тему, в которых содержится картина современных автору нравов и подвергаются критике основы тогдашней общественной жизни. Именно творения аль-Джахиза стали для арабов образцом познавательности, оригинальности, увлекательности. Он остается первым сатириком в истории арабской литературы, создавшим прозаические произведения на современную тему, в которых содержалась картина нравов и подвергались критике многие стороны общественной жизни.